Лхаса была в течение многих веков целью самых выдающихся путешественников в мире. Раз или два белым людям, большей частью членам религиозных орденов, удавалось добраться до нее во время путешествия через Центральное азиатское плато. Один или два священника поселились даже там на жительство в начале восемнадцатого столетия. Но они были изгнаны, и с той поры доступ в Тибет европейцам был закрыт с постоянно усиливающейся строгостью. Поэтому, когда экспедиция Янгхезбанда достигла Лхасы 3 августа 1904 года, ни одному живому европейцу не удалось увидеть запретного города.
Приводим описание панорамы, развертывающейся пред взорами путешественника, который взбирается на узкую обрывистую полосу земли рядом с западными воротами Лхасы и смотрит вниз на дворец, парк и город: «Судя по тем географическим картам и описаниям Лхасы, какие у нас имелись, никак нельзя было ожидать увидеть перед собой этот город с исполинским дворцом и золотой крышей, эти непроходимые лесные пространства, эти необозримые пастбища с гладко ощипанной травой и травянистые болота, окаймленные и разграниченные высокими деревьями и лениво струящимися ручейками с темноватой прозрачной водой, осененной древесными ветвями.
Перед нашими взорами между дворцом, возвышающимся по левую руку от нас, и городом, лежащим на расстоянии мили, простирается роскошная картина, как бы перенесенная сюда из счастливой Аркадии, окаймленная вдали широким поясом зелени. Всюду, куда ни кинешь взгляд, вокруг окраин самого города, между домами деревни, раскинувшейся у подножия Поталы, — всюду зеленеют деревья, бесчисленные деревья, и уже их одних совершенно достаточно, чтобы доставить Лхасе репутацию города-сада...
Между прогалинами и лесами и над ними виднеется город Лхаса, состоящий из узких улиц и домов с плоскими крышами, увенчанных там и сям блестящей золотой вышкой или золоченым куполом; но на него нет времени смотреть; глаз не может оторваться ни на миг от огромного величавого дворца Поталы, возвышающегося по левую руку, он притягивает к себе взоры, подобно магниту, так как величина и смелость, пожалуй, ничего не могут сделать больше в области архитектуры, чем было сделано при сооружении этого дворца-храма далай-ламы. Простота создала чудо из камня — здание в девятьсот футов длины, поднимающееся на семьдесят футов выше золотого креста собора Св. Павла. Дворец Потала мог бы господствовать над Лондоном, Лхасу же он просто затмевает. По европейским образцам нельзя судить о здании; у нас не существует ничего, с чем бы можно было сравнить его. Суровостью своих огромных, открытых, лишенных украшений стен и смелыми плоскими откосами грозного юго-восточного фасада он, пожалуй, несколько напоминает массивное величие египетских построек; но того контраста цветов и окружающей природы, которым вид в значительной степени обязан своим великолепием, в Египте нельзя найти.
Ослепительно белая поверхность высоких каменных куртин фундамента, необозримые ряды частых, близко сдвинутых окон и сотни карликов в ярко-красной одежде, греющихся на солнце на отдаленных площадках лестниц, выделяются чистой и гармоничной нотой среди моря зелени, волнующегося у его подножия. Один раз в год стены Поталы белят, после чего дворец получает еще более эффектный вид, нисколько не нарушающий полного аккорда цветов. Центральная часть дворца, служащая частной квартирой самого воплощенного божества, окрашенная в великолепный золотисто-коричневый цвет, поднимается прямоугольным выступом над обширными белыми стенами фундамента и между стенами соседних частей здания, а над нею, как бы в довершение всего этого великолепия, блестят на фоне небесной лазури золотые крыши — последняя черта, дополняющая гамму цветов, состоящую из зеленого трех оттенков, белого, коричневого, золотого и голубого. Коричневая стена цвета шерсти яка, в восемьдесят футов высоты и двадцать пять футов ширины, опускается вниз, подобно волнам волос, по самой середине центрального святилища, закрывая центральное убежище. Таков дворец Потала».
