То были славные времена, о которых с справедливой гордостью вспоминают мавры в Марокко и арабы в Аравии. Если в одном из кафе в Каире заговорить с образованным мусульманином об Испании, глаза его заблестят от удовольствия, а губы тихо прошепчут: «Курдува». В Кордове был создан самый сильный центр ислама в мире. Мекка была священным городом, а Кордова представляла собой средоточие государственной власти и распространителя науки. Омайядам, первый из которых бежал обнищавшим изгнанником из Аравии, обязан своим чудесным возвышением город, бывший до той поры незначительным спутником Севильи; они создали его богатство и придали значение центра науки. Кордова была, главным образом, центром искусств и наук, и из отдаленных стран стекались в нее студенты учиться вместе с арабскими школярами, андалузскими евреями и музарабами или христианами, жившими под властью арабов. Аверроэс, которым впервые было введено изучение греческих классиков в Европе, преподавал в Кордове и создал философскую школу, которая произвела впоследствии возрождение наук. К несчастью, возрождение не могло произойти в Испании, потому что, пока Европа доросла до гуманистов, звезда Кордовы потускнела, и Болонья в Италии, Сорбонна в Париже и в меньшей степени Саламанка в Кастилии завладели теми учениями ислама, которые он впервые начал проповедовать.
В настоящее время нельзя найти и слабого отблеска великого города в пыльном, сонном, опаленном солнцем городке на пересохшем Гвадалквивире. Мечеть стоит на прежнем месте, уцелели и древние дома и уютные дворы, пестреющие цветами, гвоздикой и лавандой, среди которых мелькает ярко-красная юбка счастливой девушки или показывается христианское лицо, смахивающее больше на восточное, чем на западное, и напоминающее нам какую-нибудь восточную красавицу, закутанную в такую тонкую муслиновую вуаль, что черты ее лица просвечивают насквозь. Кроме этого, город не представляет ничего замечательного. Его арена для боя быков совершенно та же, что в Севилье и Валенсии; его главный сквер окаймлен лавками и кафе, где вечно играют в домино — единственное развлечение, заменяющее собой свертыванье папирос запачканными табаком пальцами. А за рекою чернецы и монахи смотрят со склона Сьерра-Кордовы на город, пришедший в упадок, и, без сомнения, славят день, когда полумесяц закатился, а вместе с ним замерла и жизнь второй Мекки. Они отшельники, эти монахи, живущие в простых уединенных кельях, на мирных холмах среди пальм и колючих груш. Они и их жилища напоминают нам о минувших временах, подобно тому как и Кордова напоминает нам о них.
